Фриц Перлз родился 8 июля в 1893 году в Берлине (Германия), в еврейской семье среднего достатка.
В своей автобиографической книге «Внутри и вне помойного ведра» (In And Out The Garbage Pail) Фриц Перлз так пишет о начале своей жизни:
1896 год. Мои родители переехали из еврейского района в центр Берлина, в его более фешенебельную часть. Я ничего не помню до этого времени.*
Фредерик рос вместе с двумя сестрами в атмосфере неприятия, ненадежности и напряжения. Его отец, Натан, был грузным и веселым коммивояжером, торговавшим винами, и вел достаточно авантюрную жизнь, пользуясь своими частыми разъездами; кроме того, он увлекался масонством. Известно, что отец называл сына «кучей дерьма»; сын в ответ его ненавидел, считал лицемером, напыщенно проповедующим справедливость, но ведущем себя в очевидном расхождении с этими проповедями. После смерти отца Фриц даже не приехал на его похороны.
Мать Перлза, Амелия, была верующей еврейкой, любившей искусство, обожавшей театр, что позже повлияло и на пристрастия сына. Родители постоянно ссорились, скандалы иногда доходили до рукоприкладства. Не жаловали и Фрица: мать временами «воспитывала» его палкой для выбивания ковров. Но это не только не сломило его, но скорее взрастило свободолюбие и бунтарство, развило способность открыто заявлять о себе и протестовать против авторитетов, мятежно отстаивая право на «собственную правду».
О себе в начальной школе (1903) Перлз вспоминает как о способном мальчике, всегда лучшем даже без домашних работ. Тестирование для средней школы он прошел без проблем.
В школе рисование было одним из моих самых любимых предметов. Даже тогда, когда я продолжал углубляться в другие предметы, мне нравились уроки рисования. Нет, было еще одно исключение - математика, которая очаровала меня настолько, что я не мог остаться к ней безучастным.
Обычно, я не готовился к школе, уж слишком увлекся своим желанием стать актером. Меня вызвали к доске решить сложную задачу. Я взглянул на нее и решил,
после чего профессор заметил: "Это не тот способ, который я показал вчера Я ставлю тебе "отлично" за находчивость и "плохо" за прилежание". Я был поражен.*
Однако, с раннего детства Фриц, чувствуя себя в семье «паршивой овцой», был тем, кого англичане образно называют enfant terrible (ужасный ребенок). Фритц находился в постоянной войне с родителями, боролся с родительским авторитетом и диктатом школы. Учиться он не любил, и в 13 лет его исключили из школы после того, как он дважды оставался на второй год в седьмом классе. Однако Фриц не остался «недоучкой» – школу он все-таки закончил, и в дальнейшем получил хорошее образование в университетах Фрайбурга и Берлина.
1906 год. Пубертатный кризис. Я очень плохой мальчик, и причиняю своим родителям массу беспокойств.*
Но под этой маской скрывалась натура, ищущая свой путь в жизни, темпераментная и легко ранимая. Уже в начальной школе в возрасте 8 лет Фриц впервые влюбился.
1910 Гимназия - нелюбящие, грубые учителя. Способности утеряны, ненавижу школу. Мастурбационный конфликт; не могу овладеть запрещенным сексом. Психиатр прописывает бромиды и упражнения. Не верю ему.
1911 Нахожу свой мир. Влюбляюсь. Поэзия, философия и более всего - театр. Макс Рейнхард, основатель современного театра - (режиссирует) вашими ушами: слушай, слушай, слушай! Холсты и крашенные подпорки выброшены. Три измерения. Делает сцену реальной. Обращает мир в сцену. Что есть реальность.**
В 1913 году Перлз приступает к изучению медицины во Фрейбургском университете, по-прежнему без особого интереса, рассматривая ее как путь к философии и физиологии.
В период обучения в университете Фриц впервые открывает для себя Фрейда и психоанализ. По его собственному признанию, сексуальная проблематика захватывает его. Однако учебу прерывает первая мировая война.
1916 год. Я поступаю на службу в армию.*
Во время Первой мировой войны он служил армейским врачом, был ранен и перенес отравление газами.
В 1917 году например, мы лежали в казармах близ железнодорожной станции. Когда эту станцию бомбили и два поезда со снарядами пострадали, я вышел без страха или мысли о собственной шкуре и среди разрывающихся снарядов помогал раненым.*
За этот эпизод Фриц Пелз был награжден от командования Железным Крестом.
После войны в 1918 году Перлз возвращается в Берлинский университет, учится и работает над диссертацией в Берлине и во Франкфурте.
В 1920 году Перлз присоединяется к берлинской богеме, что значительно расширило круг его общения и повлияло на мировоззрение. Там собирались многие философы, писатели, художники, радикалы, плюс некоторое число прихлебателей. У Фрица стали зарождаться философские идеи, впоследствие оказавшие влияние на создание гештальт-терапии.
Уверен, что среди нашей богемной толпы в Берлине были отдельные личности, которые решили сделать своей профессией ничегонеделание, но большинство усиленно трудились, чтобы стать достойными людьми и что-то сделать в жизни, и очень многие, действительно, делали.*
Особое впечатление произвела на него философская работа Фриндландера "Творческая индифферентность".
Как личность, он (Фриндландер) был первым человеком, в чьем присутствии я ощущал робость и благоговейно почитал его. Моя хроническая самонадеянность исчезла.*
В 1921 году Фриц Перлз получает степень доктора медицины и начинает заниматься психиатрией с ее «медикаментами, электрическими штуками, гипнозом и разговорами».
У меня никогда не было денег для получения диплома доктора медицины, который можно было получить только после уплаты денег за печатание диссертации. Я редко интересовался медициной самой по себе, и моя диссертация была на глупейшую тему: адипозо-генитальная ли-подистрофия, или еще что-то в этом роде, редкое заболевание.*
В 1922 году он был весьма увлечен новыми тенденциями в искусстве: Дадаизм, немецкая школа дизайна Баухаус. Перлз также увлекался и музыкой.
К пению у меня особое отношение, как будто боюсь исчезнуть, сливаясь с голосом или звуком. Иногда я хорошо веду бас, и однажды, когда Альма Ньюман, мой друг по колледжу, играла кантату Баха, я спел всю кантату точно на слух с листа. Это чудо случилось только однажды, но это показывает, что где-то хранятся скрытые, блокированные большие музыкальные возможности.*
В 1923 году Фриц собирался поехать в Штаты и собирал для этого деньги. В то время Перлз зарабатывал в основном гипноанализом, имея нескольких пациентов в германском порту Бременхевене. В течение нескольких месяцев он ездил туда еженедельно на два дня, причем был уверен, что большинство германских докторов медицины, «носящих маску абсолютной респектабельности» смотрели неодобрительно на эти поездки.
В 1925 году было начало 7-ми летнего курса психоанализа Фрица Перлза - в те годы психоаналитики проходили довольно длительный обязательный курс обучения и своего анализа у других аналитиков. Его первым психоаналитиком была Карен Хорни в Берлине. По ее совету через год он переезжает во Франкфурт, чтобы продолжить свой анализ с Кларой Хаппель, одной из ее учениц.
С 1926 года Перлз ведет отсчет своему «перерождению» в гештальт-терапевта. В 1926 году во Франкфурте он знакомится с Куртом Гольдштейном — неврологом и психиатром, сторонником целостного, холистического подхода к организму, и становится его врачом-ассистентом в Институте военных мозговых травм, занимаясь в основном исследованием нарушений восприятия при черепно-мозговых ранениях. Холистический подход становится одним из краеугольных камней будущей гештальттерапии: на нем базируется представление о взаимотношении организм-окружающая среда. Постулируется, что человек и его окружение — единая система, и психотерапия невозможна без анализа контакта между ними.
Курт Гольдштейн, франкфуртский невролог. Гениальный нейропсихиатр. Концепция организма-как-целого. Ориентирован на гештальт. В его словах много смысла, но я еще увлеченный и верный фрейдистам, ему сопротивляюсь.**
Мое отношение к гештальт-психологам было своеобразным. Я восторгался многими их работами, особенно ранней статьей Курта Левина. Я не мог согласиться с ними, когда они стали логическими позитивистами. Я не прочел ни одного их руководства, только несколько статей Левина, Вертмейера, Кохлера. Наиболее важным для меня было представление о незаконченной ситуации, неполном гештальте. Академические гештальтисты, конечно, никогда не признавали меня. Я, безусловно, не был истинным гештальтистом.*
Примечательно, что Фриц Перлз признается в том, что не прочитал всерьез ни одной работы гештальтистов – лишь несколько статей.
Фриц с признательностью вспоминает также о профессоре Гелбе, лекторе гештальт-психологии, ученике Бертеймера и Кохлера, который известен своей работой по мозговым травмам совместно с Гольдштейном.
Работа с Куртом Гольдштейном оказалось поворотной и для личной жизни Перлза. Он встречает Лору Познер – свою будущую жену, а тогда молоденькую студентку, которая изучает гештальт-психологию у Гольдштейна и вскоре становится психоаналитиком.
Тем временем Перлз проходит свой второй психоанализ у Клары Хаппель. Фриц пишет о том, что психоанализ с Хаппель был скорее "надо", навязчивой идеей, компульсивной регулярностью, с некоторым, но небольшим опытом.
В 1927 году он переехал в Вену и начнет принимать первых пациентов. Его новым аналитиком и супервизором стала Элен Дейч. В Вене психоанализ был основным для Фрица – он был легко влюблен в прекрасную молодую докторшу по обучению. По словам Перлза, она была похожа на всю фрейдовскую клику, окруженная табу.
Нужно упомянуть, что Перлз был весьма любвеобильным и до глубокой старости был склонен к флирту, игривости и часто влюблялся в окружающих его женщин, особенно в тех, кто с ним работал, учился или сотрудничал.
Я приезжал в Вену 1927 году по приглашению Клары Хаппель. Она проводила мой анализ во Франкфурте около года. Однажды, к моему удивлению, она объявила, что мой анализ закончен. Я должен был ехать в Вену делать контрольную работу.
В этот год я встретил Лору. Я приехал в Вену без денег: у меня не было сбережений, и я мало зарабатывал. Когда у меня были деньги, я любил их тратить, а когда я их не имел, я должен был сводить концы с концами до следующей оплаты. Клара Хаппель, и мне приятно это сказать, не лечила меня от моей беспокойной цыганской натуры.
Я получил ассистентскую ставку в психиатрической больнице, где Вагнер Курегг, знаменитый своим малярийным лечением церебрального сифилиса, и Пауль Шильдер были моими боссами.
Моими супервизорами были Елена Дейч и Хирчман, теплый, беспечный человек.
Елена Дейч, с другой стороны, казалась мне красивой и холодной. Однажды я сделал ей подарок, и вместо "благодарю Вас" получил в ответ интерпретацию моего поступка.
Мастер (Зигмунд Фрейд) был где-то там, на заднем плане. Пытаться встретиться с ним было очень самонадеянно. Я еще не заслужил подобную привилегию.*
Другим психоаналитиком, который произвел впечатление на Фрица, был Пауль Федерн, особенно одно его предложение во время лекции.
Представьте себе величественную патриархальную фигуру, говорящую: "Вы просто не можете достаточно совокупляться". Там была атмосфера, в которой поощрялось обычно только умственное совокупление.
Когда я встретил его позднее в Нью-Йорке, мы много дискутировали о природе Эго. Он видел Эго, как реальность, я занимал позицию, что "Я" - только символ идентификации.
Известно также, что позже з ним работал психоаналитик Отто Феничел.
В 1928 году Перлз в качестве психоаналитика находит работу в Берлине и начинает свой третий анализ с ортодоксальным психоаналитиком - венгром Эженом Харником.
Я надеюсь, что смогу в какой-то мере описать состояние глупости и морального малодушия, до которого довело меня его так называемое лечение. Возможно, это был дидактический анализ для подготовки меня к статусу официально признанного аналитика. Но это уже никогда не выяснится. Все, что тогда было установлено: "Терапевт должен быть свободен от комплексов, тревоги и вины". Позже я слышал, что он умер в психиатрической больнице. Насколько помог здесь психоанализ, я не знаю.
Он верил в пассивный психоанализ. Этот противоречивый термин означал, что я ходил 18 месяцев пять раз в неделю, чтобы лежать на кушетке без всякого анализа.
В Германии во время приветствия каждый жал руку; он не жал мою руку ни при встрече, ни при расставании. За пять минут перед концом сеанса он пошаркивал ногами по полу, чтобы показать, что отпущенное мне время истекает.
Самое большее, что он говорил мне - одно предложение в неделю. Одно из его утверждений было, что я обратился к нему, чтобы стать дамским угодником.*
Среди ортодоксальных психоаналитиков тех лет было принято запрещать своим пациентам принимать какие-либо важные решения во время прохождения лечения. Поэтому Харник заявил, что прервет анализ Фрица, если тот женится на Лоре. С. Гингер как-то в шутку написал, что таким образом Перлз «меняет психоаналитическую кушетку на супружеское ложе».
После неудачи с анализом у Клары Хаппель разве оставались у меня шансы когда-нибудь стать аналитиком?
В это время Лора настаивала на женитьбе. Я знал, что не принадлежу к типу способных стать мужьями. Я не сходил с ума от любви к ней, но у нас было много общих интересов, и мы часто хорошо проводили время. Когда я заговорил с Харником об этом, он ответил типичной психоаналитической уловкой: "Вам не разрешается принимать важные решения во время лечения. Если Вы женитесь, я прерву анализ". Будучи слишком трусливым, чтобы прекратить кушеточную жизнь по собственной инициативе, я переложил ответственность на него и променял психоанализ на женитьбу.*
Итак, в 1930 году Фриц Перлз женится на Лоре Познер, которая берет фамилию мужа и становится Лорой Перлз. Лора, доктор психологии, занимается гештальт-психологией и знакомит Перлза со всеми последними разработками в этой области. Через нее же он получает доступ к экзистенциализму, в частности к философии Мартина Бубера (отношения Я-Ты и Я-оно) и к теологии Пауля Тиллиха (мужество существования). Кроме того, Лора участвует в семинарах Эльзы Гиндлер по экпрессивному движению. Перлз возвращается к проблеме соотношения соматического и психического, и находит, что «взаимоотношения <его> тела и <его> разума всё ещё путаны». В гештальттерапии осознавание через движение и действие станет обычной практикой.
Но я не был готов отказаться от психоанализа. Всегда преследуемый навязчивой идеей о собственной глупости и беспокойстве, я был намерен разрешить проблему и в отчаянии обратился к Карен Хорни, одной из немногих людей, которым я действительно доверял. Ее мнение было таково: "Единственным аналитиком, который я думаю, сможет справиться с тобой, должен быть Вильгельм Райх". Так началось паломничество к кушетке Вильгельма Райха.*
Так в1930 началось «паломничество к кушетке Вильгельма Райха». С ним Фриц действительно чувствует понимание и большую свободу. Райх был энергичным, живым, упорным, его можно назвать предшественником биоэнергетики. Он практикует активно, не опасается тактильных контактов со своими пациентами, помогая им осознать напряжения и мышечные зажимы.
Ну, следующий год был совершенно другой историей. Райх был готов обсудить любую ситуацию, особенно политическую или сексуальную, хотя, конечно, еще анализировал и играл в обычные игры, прослеживающие происхождение.
Его первое открытие - мышечная броня было важным шагом вслед за Фрейдом. Оно опустило абстрактноепонимание сопротивления вниз, на землю. Сопротивления теперь стали функциями всего организма. И анальное сопротивление, этот упрямый осел, вынуждено было отдать свою монополию на сопротивление.
Другим шагом вперед от жизни на кушетке был тот факт, что терапевт фактически входил в контакт с пациентом. "Тело" вступило в свои права.*
Тело, «изгнанное на кушетку» в ортодоксальном психоанализе, обретет в гештальт-терапии свое полноправие, а развитое далее Перлзом положение о единстве тела и психики (физического и ментального) станет одним из основных.
Перлз также посещает семинары Райха, обретая не только новые идеи и знания, но и приятные для себя знакомства.
Приход к власти Гитлера в 1933 году прерывает занятия психоанализом у Райха.
Приход к власти Гитлера и мой отлет в Голландию в 1933 году прервали мои занятия психоанализом. Моим аналитиком в то время был Вильгельм Райх, а руководителями Отто Феничел и Карен Хорни. От Феничела я получил сомнение, от Райха - бесстыдство, от Хорни - человеческое увлечение терминологией.Райх отправился в Норвегию. С этого времени, казалось, он стал крайне своеобразным. Исключая наличие его книги, переведенной одной из десяти моих южноафриканских студенток, Сильвией Берман, я потерял связь с ним до того времени, когда увидел его на психоаналитическом конгрессе в 1936 году. Он был третьим разочарованием. Он сел отдельно от нас и с трудом узнал меня.
Я вновь потерял связь с ним, до тех пор, когда десятью годами позже посетил его кратковременно в Штатах. Тогда я действительно испугался. Он был раздут, как огромная лягушка-бык, лицевая экзема стала еще интенсивнее. Голос ревел надо мной напыщенно, недоверчиво вопрошая: "Вы не слышали о моем открытии - оргоне?".
…Райх умер в тюрьме, но не отказался от своей навязчивой идеи об оргоне. Полагая, очевидно, что оказался гением, он тем не менее в большей мере снискал себе славу "сумасшедшего ученого".*
В апреле 1933 года Фриц, занесенный в нацистский черный список, бежал в Голландию, он пересек германо-датскую границу со ста марками (25 долларов), спрятанными в зажигалке. В Амстердаме он жил вместе с целым рядом эмигрантов в доме, предоставленном еврейской общиной.
Мы жили довольно тесно. Атмосфера, конечно, была подавленной. Многие оставили в Германии близких родственников. Хотя депортация еще не была в полном разгаре, мы ощущали сильную опасность. Как большинство эмигрантов, покинувших Германию так рано, мы были чувствительны к приготовлениям к войне и созданию концентрационных лагерей.*
Туда, спустя несколько месяцев, приехала и Лора с их маленькой дочкой Ренатой, которые до этого пребывали у родителей Лоры, что заставляло Перлза беспокоиться об их безопасности. Последующие несколько месяцев они жили в крайней нужде.
Здесь Перлз некоторое время работал под руководством Карла Ланданнера, другого эмигранта, который ранее был психоаналитиком Лоры во Франкфурте (Германия). Фриц с теплотой вспоминает о нем, и называет его одним из лучших популяризаторов теории Фрейда.
По крайней мере, он не делал того, что я видел у Феничела и других: интеллектуальное жонглирование "латентной негативной контртрансформацией", "инфантильно-либидинозной сублимацией" и др. - трюк, который обычно ошеломлял меня и который я никогда не мог повторить. Неудивительно, что Феничел часто терял со мной терпение.*
Другим человеком, которого выделяет Фриц в тот период своей биографии, была молодая замужняя женщина, «довольно странная и истеричная». Перлз пишет, что был одним из двух ее любовников на время.
Жизнь в Голландии была трудна, особенно после приезда семьи Перлза. Они жили в ледяной квартире, где температура воздуха была ниже нуля. У них не было разрешения на работу. Им пришлось продать мебель и библиотеку Перлза, которые удалось вывезти, однако вырученных денег не хватало. У Лоры случился выкидыш и последующая депрессия. К тому же молодая любовница начала причинять Фрицу некоторое неудобство. Он пишет, что не упоминал бы о ней, если бы не воспользовался тогда оригинальным способом избавиться от этой женщины: он передарил ей бронзовую статуэтку полудракона-полуящерицы, которую считал «несчастливой», так как подаривший ее Перлзу известный кинодиректор не обрел удачу, когда владел этой статуэткой сам. Возможно этот эпизод покажется наивным и сомнительным, однако именно с того момента Фрицу улыбнулась удача, а сам он поверил в нечто сверхъестественное и стал на некоторое время суеверным. Следует заметить, что для реализации счастливой случайности Перлзу все-таки понадобилась его способность идти на риск и «пускаться в свободное плавание» (в своей автобиографии он неоднократно называет себя «цыганом»).
Эрнст Джонс, друг и биограф Фрейда, проделал огромную работу для преследуемых психоаналитиков евреев. У него был запрос на обучившихся аналитиков в Иоханнесбурге, в Южной Африке. Кандидатов было четверо, однако лишь Фриц не попросил никаких гарантий и, таким образом, получил эту должность. Он не только хотел подальше убраться от отчаянной ситуации в Амстердаме, но и предвидел более печальное будущее, если замешкаться. Фриц Перлз говорил своим друзьям: "Идет величайшая война всех времен. Вы едва ли сможете удалиться на достаточное расстояние от Европы"*. И был прав - остальные трое кандидатов были схвачены нацистами. «Я рискнул, и я все еще жив,» - так о своем решении будет позже вспоминать Перлз.
Для переезда потребовались деньги, так как 200 фунтов стерлингов гарантии для эмиграции были быстро потрачены. Как только семья Перлзов получила ссуду, они отправились на новое место проживания.
Последним препятствием был языковой барьер. Кроме латинского, греческого и любимого - французского, Фриц немного учил в школе английский, однако не владел им. Из необходимости выучить его очень быстро, Перлз во время трехнедельного путешествия на корабле читал любые легкие и волнующие рассказы, которые мог достать, такие, как детективы.
Фриц так никогда и не утратил свой немецкий акцент, но никогда и не стремился брать уроки английского произношения. Позже, будучи в Америке, он часто был в замешательстве от различия английского и американского произношения.
Как всякий молодой человек в Германии, конечно, я немного писал в стихах. С 1934 года, когда я начинал говорить по-английски, я крайне редко соприкасаюсь с поэзией.*
Перлзы прибыли в Южную Африку в 1934 году. Трудно представить ту огромную разницу в судьбе, которая существовала между их жизнью в Амстердаме и годом позже, в Иоханнесбурге. Здесь Фрица ждала обширная клиентура и фешенебельная жизнь богатого буржуа. В Южной Африке у семьи Перлзов родился сын Стив.
Нас встретили очень гостеприимно. Я открыл практику и основал Южно-Африканский институт психоанализа. В течение года мы построили себе первый дом в современном стиле в шикарном районе, с теннисным кортом, бассейном, няней (у нас был следующий ребенок), управляющим и двумя слугами-аборигенами.
В течение следующих лет я мог предаваться своим хобби: теннис и пинг-понг. Я получил права летчика. Мои друзья наслаждались полетами со мной, хотя Лора никогда не доверяла мне.
...Один из глупейших случаев, когда я чуть не убил себя, произошел во время моего первого одиночного полета.
...Моим величайшим удовольствием было остаться одному в самолете, включить мотор и планировать вниз в величественной тишине и одиночестве.
У нас также был большой каток. Как я любил танцевать на льду! Широкие скользящие движения, грацию и баланс нельзя сравнить ни с чем. Я даже выиграл медаль на соревнованиях.
Экскурсии на океан, плавание в теплых водах Индийского океана, наблюдение изобилия диких животных, отснятие фильмов на самом современном уровне, направляющие игры (я учился у Макса Рейнхарда), получение первого места среди любителей, посещение знахарей, некоторые открытия, обучение игре на скрипке, составление ценной коллекции марок, несколько теплых и продолжительных дружеских отношений.
Какое отличие от нашей предыдущей жизни! Я всегда имел достаточно денег и всегда был занят, но никогда это не было так. Это была вспышка активности, деятельности и траты денег. Лора обычно называла меня смесью пророка и бездельника. В то время, конечно, была опасность потери обоих.
Я был скован ригидностью психоаналитических табу: точно 50-минутный сеанс, отсутствие физического взгляда и социального контакта, отсутствие личной вовлеченности (контр-трансформация).
Я был скован всей суетностью города, респектабельного горожанина: семья, дом, слуги, заколачивание больших денег, чем это мне необходимо. Я был скован дихотомией работы и игры: неделя с понедельника до пятницы противостояла уик-энду. Я едва выпутался благодаря моему духу и бунтарству от превращения в вычислительный труп, какими становились большинство мне известных ортодоксальных психоаналитиков.*
В 1936 году он отправляется в Мариенбад на психоаналитический конгресс со своей первой статьей «Оральное сопротивление». Работа подвергнута критике, где основным возражением является тезис, что сопротивление может быть только анальным. Впоследствии Перлз станет рассматривать отсутствие орального сопротивления, как один из факторов, облегчающих патологическую интроекцию.
Первый перелом произошел в 1936 году, в год великих ожиданий и великих разочарований. Я был приглашен сделать доклад в Чехословакии на Международном конгрессе психоаналитиков. Я хотел поразить всех своим полетом и своим докладом, противостоящим Фрейду.
Я собирался лететь сам, 4000 миль через Африку на собственном самолете,- первый летающий аналитик.
Я нашел подержанный самолет, который мог делать 100 миль в час. Цена его была 200 фунтов, но кто-то перехватил и запросил большую цену. Итак, эта затея провалилась, и я вынужден был сесть на корабль.
Представленный мной доклад на тему "Орального сопротивления" все еще был написан в терминологии Фрейда. Доклад встретил глубокое неодобрение. Вердикт "Все существующее орально" лишил меня слов.*
Тем не менее, встреча с Зигмундом Фрейдом состоялась и принесла Перлзу новое огромное разочарование. Она длилась около четырех минут и не дала никакой возможности поговорить об идеях Фрейда (а точнее - о его ошибках), о чем Фритц мечтал годами.
Писать о четвертом разочаровании - моей встрече с Фрейдом - еще труднее.
Фактически, за исключением С. Фриндландера и К. Гольдштейна, мои встречи с такими знаменитыми людьми, какими были Эйнштейн, Юнг, Адлер, Ян Смит, Марлен Дитрих и Фрейд, были случайными. Это неожиданное столкновение, в основном не имевшее другого результата, кроме возможности похвастать и оказать косвенное влияние на слушателей через значимость собственной персоны - волшебство затмевающего взгляда и мнения.
Я провел полдня с Альбертом Эйнштейном: непретенциозность, теплота, несколько ложных политических прогнозов. Моя встреча с Зигмундом Фрейдом, произошедшая в 1936 году в Вене, напротив, была разочарованием номер четыре.
В 1936 году я думал, что заслужил. Разве не был я главной движущей силой создания одного из его институтов и разве не я пересек 4000 миль, чтобы участвовать в его конгрессе (я испытал непреодолимое желание написать о ЕГО конгрессе).
Я договорился о встрече, меня встретила пожилая женщина (я полагаю, сестра), и ждал. Потом дверь открылась на 2,5 фута, и вот он перед моими глазами. Казалось странным, что он не покидает дверной проем, но в то время я ничего не знал о его фобиях.
"Я приехал из Южной Африки сделать доклад и увидеть Вас". "Ну, и когда Вы уезжаете?", - спросил он. Я не помню остального четырехминутного разговора. Я был шокирован и разочарован. Один из его сыновейбыл направлен пригласить меня на обед. Мы ели мое любимое блюдо - запеченного гуся. Я ожидал быстрой "болевой" реакции, но был просто ошеломлен. Потом медленно, медленно пришла избитая фраза: "Я покажу тебе - ты не можешь сделать это для меня. Это я получил за лояльность в спорах с Гольдштейном".
Даже в последние несколько лет, при более сбалансированном рассудке, эта встреча остается одной их четырех главных моих неоконченных ситуаций, когда я не смог хорошо выдержать тон, хотя имел преимущество. Я не сделал ни одного прыжка с парашютом. Я никогда не занимался ловлей жемчуга (хотя открыл школу в Монтери и мог научиться этому).
И последнее, но не самое безболезненное, иметь разговор с Фрейдом один на один и не указать ему ошибки, которые он совершил.
После конгресса Фриц проводит несколько дней в горах Венгрии с Эрнестом Джоунсом. Хотя общего одобрения от своего покровителя он не дождался, тем не менее, некоторые его замечания о природе тревоги встречают у Джоунса энтузиазм. Когда же в одной из шахматных партий Джоунс вскользь замечает: «Как человек может быть таким настойчивым?», то это воспринято Перлзом как вдохновляющий комплимент.
Он снова возвращается в Йоханнесбург. Разочарованный, но полон решимости искать свой новый путь, отвергая все старые философии и религии.
Мои родители, особенно мой отец, были "ассимилированными" евреями. Именно, он пытался найти компромисс между стыдом за свое происхождение и необходимостью придерживаться некоторых обычаев - хождение в храм по великим праздникам, когда Бог был где-то рядом. Я не мог так лицемерить и довольно рано объявил себя атеистом. Ни наука, ни природа, ни философия, ни марксизм не смогли заполнить пустоту духовного дома. Теперь я знаю, что я выбрал психоанализ, чтобы заполнить ее.
После 1936 года я пытался переориентироваться. Проклятые и непредвиденные сомнения в системе Фрейда распространились и поглотили меня. Я стал скептиком, почти нигилистом - отрицателем всего. Буддизм - Дзен-религия без Бога? Действительно, я много потом перенял из дзен с помощью интеллекта.
Затем пришло просветление: "нет" - духовной, моральной, финансовой поддержке от любых источников! Все религии созданы человеческой незрелостью, все философии - лишь интеллектуально приспособленные игры, выдуманные человеком. Я был вынужден взять на себя всю ответственность за свое существование.*
Приблизительно в конце 30-х годов Фриц Перлз предпринимает поездку в Израиль, останавливается в Эйлате, Зин Ходе, размышляет о том, не обосноваться ли окончательно в этой стране.
1937 Обратно в Южную Африку. У нашего премьер-министра, Яна Смутса, есть ответ: экология. Организм-как-целое-включенный-в-окружение. Это становится Единицей. Рождается объективно-субъективная идентичность. Фрейдовское понятие катарсиса - это возникающий гештальт. Не в бессознательном, а прямо на поверхности. Очевидное возлагается на трон. Невротик - человек, слепой к очевидному.**
Свои новые идеи Перлз переносит на бумагу и в 1942 году появляется книга "Эго, голод и агрессия", написанная совместно с женой Лорой.
..."Эго, голод и агрессия" (действительно, топорное название). В то время я хотел научиться печатать на машинке. После нескольких дней тренировки мне надоело. Поэтому я решил, подобно этой настоящей книге, писать все, что хочу писать. Почти за два месяца вся книга была закончена, и без существенной редакции вскоре опубликована в Дурбане (Южная Африка).*
Лора Перлз имела на мужа большое влияние и внесла значительный вклад в создание и развитие его теории. Эта первая книга Перлза имела подзаголовок «Ревизия теории и метода Фрейда». В Америке в 1966 году она была переиздана с новым подзаголовком «Начало гештальт-терапии». Изадор Фромм в одной из своих статей сообщает следующий интересный факт: «первое издание "Его, голод и агрессия", которое вышло в южной Африке, было посвящено Лауре Перлз в знак завуалированного признания ее вклада в эту книгу - две главы которой произошли от нее! В американском издании Ф.Перлз опустил это посвящение и вместо этого посвятил книгу Максу Вергеймеру, который, наверно, не придал бы этому посвящению никакого значения».
Книга получает хорошие рецензии, но имеет небольшие продажи. Однако не это заставляет Фрица окончательно порвать с психоанализом, который он называл «фрейдизмом».
Разрыв произошел тогда, когда я встретил в Кейптауне Марию Бонапарт, греческую принцессу. Она была другом и последователем Фрейда. Я завершил и отпечатал рукопись "Эго, голод и агрессия" и дал ей почитать. Возвращая рукопись, она провела со мной шоковую терапию, которая мне так нужна была тогда. Она сказала: "Если вы не верите больше в теорию либидо, Вам лучше подать заявление об отставке". Я не поверил собственным ушам. Научный подход базировался на догмате веры?
Меня и не исключили, просто мои отношения с Психоаналитическим институтом и др. иссякли. Я сделал бы остановку, если бы ее не сделала война.
Гитлеровский Африканский корпус свободно прошел в Северную Африку. Южно-Африканская дивизия была захвачена в Тобруке. Я не знал, что делать. Моя степень доктора медицины была недействительна в этой стране. Я желал стать военным медиком, но меня отослали с требованием сдать экзамен по гигиене. Это предоставило бы мне некоторые полномочия. Я изучал этот предмет с двумя моими товарищами в течение нескольких месяцев, но когда наступил экзамен, они сдали его, я потерпел фиаско.
Вскоре был издан закон, временно признающий иностранные степени докторов медицины. Так я стал врачом-офицером и прошел подготовительный курс. Потом нас отправили в госпиталь. *
В 1942 году Фриц пошёл в южноафриканскую армию, где он служил в качестве психиатра в звании капитана до 1946 года. Конечно, в армии у нас не было времени заниматься психоанализом или любой другой длительной формой психотерапии
В 1946 году Перлз эмигрировал в Соединенные Штаты, в Нью-Йорк. Здесь он продолжил развивать идеи гештальт-терапии, оставаясь яркой эксцентричной личностью. Известно, что некоторое время он жил в Монреале и служил психиатром на круизном судне, прежде чем окончательно поселиться в Манхэттене. Именно после переезда в Америку Фриц начал более серьезно заниматься живописью и сменил нескольких учителей.
Рисование стало сильным увлечением, смутно напоминающим одержимость.
Мне нравится атмосфера класса с ревнивым соревнованием учеников, с их гордостью за собственные достижения. Мне нравится погружение в изоляцию, которая сопровождает взаимоотношения модель-художник-холст.
...Мне нравится тот факт, что холст - это единственное место, где вы можете совершать любое преступление без наказания. Мне нравились почти все мои учителя с их стереотипной фразой: "Я хочу только одного - чтобы вы выразили самих себя", - умалчивая вторую часть предложения: "Пока вы делаете это предложенным мною способом".*
В 1951 году в соавторстве с Ральфом Хефферлином и Полом Гудмэном публикует книгу «Гештальттерапия»( Perls, F., Hefferline, R., & Goodman, P., Gestalt Therapy: Excitement and Growth in the Human Personality 1951), в которой впервые формулируются постулаты нового терапевтического подхода. Немного интересных фактов о процессе написания этой книги можно снова найти у И.Фромма: «В конце сороковых у Ф.Перлза был манускрипт, который для того, чтобы быть опубликованным, нуждался в доработке.
...Его выбор пал на Пола Гудмена, который через меня уже был знаком с "Его, голод и агрессия; и который за гонорар 500$ согласился доработать манускрипт, т.е. перевести его на адекватный английский язык. По ходу работы ему стало ясно, что Перлзовскому манускрипту не хватает законченной теории - законченность не была в числе наибольших талантов Перлза - и с разрешения Перлза он принялся за разработку этой теории. У Пола Гудмана ушел на это целый год, впрочем, дополнительный гонорар он за эту работу не получал. Теоретический труд, который так возник, есть второй том книги "Гештальт-терапия" с подзаголовком "Возбуждение, новизна и рост". Первоначально это должен был быть первый том, но издатель Артур Сеппо считал, что том "Сделай это сам", который по существу содержит первоначальный Перлзовкий манускрипт в доработке Гудмена, следовало бы сделать первым, чтобы книга хорошо покупалась. Но в этом он ошибся: в пятидесятых, когда книгу опубликрвали, было продано лишь несколько сот экземпляров, и едва ли больше 15 человек прочитали и поняли эту книгу. Позднее книга покупалась тысячами, даже если и по ложным причинам, и между тем возможно 100 человек ее прочитали и поняли. Том Гудмана, исключительно важная теоретическая основа и обоснование гештальт-терапии, считался и считается трудным. Это так еще и потому, что так труден и сам предмет существования. Разжуй он читателям его, облегчив тем самым чтение, содержание стало бы тривиальным, фактически труднее ассимилируемо и слишком легко интроецируемо - анологично более позднему "Гештальт-терапия дословно", который есть доклад о чудодейственности гештальт-терапии, чем действительно книга в полном смысле слова. Делая теорию легкой, можно повредить одним из основных принципов гештальт-терапия, а также любому серьезному повествованию - а Гудмен был серьезным писателем, одним из величайших, которые породила Америка. Гудмен писал для публики, которая достаточно глубоко была знакома с классическим психоанализом».
Выкристаллизовывается теория осознания. Изобретен термин гештальт-терапия. В соавторстве с Р. Хефферлайном и П. Гудманом выходит книга "Гештальт-терапия". Освистана академическими гештальт-психологами. Но гештальт-терапия не увлечение на вечер. Продажи возрастают год от года.**
В 1952 Фриц Перлз вместе с «Семеркой» единомышленников: Лора Перлз, Изидор Фром, Пол Гудмен, Элиот Шапиро, Ричард Кицлер, Пол Вайс,- основывает Нью-Йоркский Гештальт Институт.
Группа людей, объединившихся вокруг Перлза , была весьма причудливой, к примеру: Лора Перлз — жена Фрица — доктор психологии, добропорядочная и серьезная женщина; Пол Гудмен — анархист, писатель, поэт и философ, бисексуал; Джим Симкин — врач и буддист, Изидор Фром — психотерапевт, психоаналитик, эмигрант из Германии, гомосексуалист. А сам Фриц Перлз, по мнению людей из этой группы, был и вообще совершенно экзотической личностью.
В 1954 году был также создан Кливлендский институт гештальттерапии, а к концу 50-х годов группы гештальттерапии были организованы по всей стране. И.Фромм вспоминает:
«Его первое калифорнийское путе-шествие в начале 50-х, во время которого я его сопровождал, отнюдь не было триумфальным туром - а в 60-х он начал устраивать гештальт-терапевтические демонстрации. из того, что начиналось как демонстрации, возникли "гештальт-группы". Хороший пример выражение "Здесь и теперь", которое часто ассоциируется с гештальт-терапией. Фактически оно происходит не от Ф.Перлза, а от Отто Ранка. Мы переняли это выражение. Конечно выражение в гештальт-терапии - не просто лозунг или рекламный девиз и не абсурдное утверждение, которое в 60-х годах выдвинул Перлз, после чего гештальт-терапия сделала окрытие, что единственное время, которым она располагает, это настоящее».
1956 год. Майами, Флорида. Увлечение Мартой, самой значительной женщиной в моей жизни.
Что привело меня в Майами-Бич, где жила Марти, точно сказать не могу... плавание, единственный оставшийся мне спорт, тянуло меня туда из Нью-Йорка.
Я никогда не любил Нью-Йорка с его горячей влажностью летом и слякотью зимой, с его трудностями из-за стоянок для машин, с его обычно ужасным исполнением в театрах и томительными путешествиями в шумном переполненном метро.
...Мне хотелось бы просто сказать, что Марти разбила мое сердце, но это было бы чрезмерным упрощением. На самом деле я прошел период страдания, соответствующий времени пребыванию в траншеях. Различие заключалось в том, что в траншеях я мог ощущать себя жертвой обстоятельств; с Марти я нес ответственность.
Дорогая Марти, когда я встретил тебя, ты "была" прекрасна, выше всех описаний. Прямой греческий нос, который ты позднее переделала, чтобы иметь "хорошенькое личико". Когда ты это сделала, когда изменила свой нос, ты стала иной. Ты все имела в избытке - ум, тщеславие, холодность и страсть, жестокость и работоспособность, безрассудство и депрессию, беспорядочность и лояльность, презрение и энтузиазм.
Когда я говорю тебе "была", я не совсем точен. Ты - есть, и ты слишком жива, хотя стала более косной. Я еще люблю тебя, а ты любишь меня без страсти, но с доверием и пониманием.
...Я нашел тебя подавленной, близкой к самоубийству и разочарованной в замужестве, связанной двумя детьми, с которыми ты утратила контакт. Я гордился, что поднял тебя и сформировал для своих и твоих нужд. Ты любила меня и восхищалась мной, как терапевтом, и в то же время, стала моим терапевтом, врезаясь своей безжалостной честностью в мою лживость, противоречивость и манипуляции. Никогда не было потом так, как тогда, когда каждый отдавал столько, сколько брал.
Потом я взял тебя в Европу. Париж, какие-то болезненные приступы ревности с моей стороны, какие-то дикие оргии, возбуждение, но не настоящее счастье. Это счастье пришло в Италии. Я был так горд показать тебе истинную красоту, как если бы я владел ею, и помог тебе преодолеть посредственный вкус в искусстве. Конечно, мы напились допьяна.
...В этой жизни ничего не получаешь за так. Я должен дорого платить за мое счастье. Вернувшись в Майами я все больше и больше становился собственником. Моя ревность достигла, действительно, психотических размеров. Стоило нам расстаться, а большую часть дня мы проводили вместе - и я беспокоился, несколько раз в день ездил к тебе, проверял тебя. Я не мог сосредоточиться ни на чем кроме: "Марти, где ты сейчас и с кем ты?"
Так было до тех пор, пока Питер не вошел в нашу жизнь и ты не полюбила его. Он не очень-то заботился о тебе. Для тебя он был отдыхом от меня и от моей пытки. Он был беззаботным, занимательным. Невозможно было скучать в его присутствии. Он был молод и прекрасен, я был стар и ожесточен. Усложним вопрос еще больше: я слишком любил, да и сейчас люблю его. Небеса разверзлись надо мной. Внешне я был оставлен в унижении, лелея дикие фантазии мести. Все попытки порвать с тобой не имели успеха. Потом я сделал нечто такое, что при взгляде назад кажется попыткой совершить самоубийство, но без позора такого рода малодушия.
Я пережил те операции, я пережил наше расставание, я пережил наши последние схватки и примирение. Я - здесь, ты - там. Я чувствую себя хорошо и уверенно, где бы мы не встретились. Спасибо, что ты была самой важной личностью в моей жизни.
Фриц.
...Я хотел покинуть Майами. Марта отклонила мое предложение пожениться. Я был слишком стар.*
1960 Начинается закат психоанализа. Слишком много разочарований. Из Европы приходит волна экзистенциальной психиатрии. Также начинается признание гештальт-терапии. Уилсон ван Дузен пишет: "Гештальт-терапия дополняет феноменологию, обеспечивая ей практическую основу".
Экзистенциальная психиатрия тоже оборачивается разочарованием. Слишком много болтовни и слишком много концепций.**
В 1960 году Перлз переехал на западное побережье Соединенных Штатов, некоторое время жил и работал в Лос-Анджелесе.
В 1960 году или около этого, я практиковал в Лос-Анжелесе. Я все еще страдал от неприятности, причиненной двумя операциями в Майами, которыми я отрывал себя от Марты и слишком часто принимал ЛСД. Во время ЛСД-путешествий не происходило ничего действительно стоящего. Несмотря на поддержку Джима Симкина, я не мог заниматься профессиональной деятельностью и избавиться от ощущения, что я приговорен к жизни. Я был сыт по горло всем психиатрическим мошенничеством. Я не знал, чего хочу: уединения, отпуска? Смены профессии?
Я решился поехать из Лос-Анжелеса в Нью-Йорк, но другим путем: кругосветным путешествием на корабле. Морское путешествие от Лос-Анжелеса до Нью-Йорка длится 15 месяцев.
Первая остановка - Гонолулу, Гавайи. Затем Япония - Токио и Киото.*
1962 Экзистенция: роза есть роза есть роза. Переживаемый феномен как окончательный гештальт! Не религиозно-оринтирован как Бубер, Тиллих и Марсель; не ориентирован на язык как Хайдеггер; не коммунистически-ориентирован как Сартр; не психоаналитически - как Бинсвангер.
Где же невербальное?
Изучаю дзен в Японии. Тоже разочарован.**
В одной из моих групп был парень, который среди прочих 
вещей увлекался йогой, массажем, терапией, сенсорным осознанием Шарлотты Сильвер. Его имя - Верни Гюнтер. Он хороший антрепренер, не слишком творческий, но способный синтезировать и хорошо использовать то, что извлек из различных источников. Он, как и Билл Шутц, обычно обращен к людям. Я немного сомневался, сможет ли он подняться к вершине лестницы. Для меня он организовал несколько лекций в Лос-Анжелесе. Я был удивлен огромным наплывом слушателей. Я не осознавал, что гештальттерапия уже начала пускать корни. Рождество 1963 года. Он предложил мне участвовать в семинаре в некоем местечке Изален, в средней Калифорнии.
В 1963 году в Лос-Анжелесе сердце доставило мне много беспокойства. У меня начались такие мучительные приступы стенокардии, что я серьезно разработал план суицида Доктор Данциг, мой прекрасный отзывчивый и сердечный кардиолог, обнаружил сердечную компенсацию. Лечение лекарствами принесло некоторое улучшение, но мучительная боль оставалась. Но я скорее бы покончил с собой, чем бросил курить.
Потом я нашел Изален и там существенно поправил состояние сердца. Там было два основных фактора: я был вне лос-анжелесского смога, и меня лечила Ида Рольф.
Для меня Лора не является хорошим терапевтом. Мы - соперники. Она самоуверенна, справедлива и не смущается. Я не сомневаюсь, что она бывает часто права, но по крайней мере, со мной агрессивно права.*
В 1964 году Фриц Перлз вошел в штат знаменитого Эсаленского института (Исален, Esalen) в Биг Суре, штат Калифорния.
Эсален был благодатным местом для создания нового стиля ик практическим центром для третьей волны - гуманистической психологии. Перлз стал лидером в движении за раскрытие потенциала человека, он вел группы и семинары, преподавал. Его новая философия и метод психотерапии начали завоевывать широкую популярность.
1966 год. Гештальт-теория поставлена на карту. Я окончательно нашел общность, место существования: Изален.*
1966 Гештальт-терапия приобретает известность за пределами Штатов. Заполним ли мы пустоту, оставшуюся после психоанализа и экзистенциализма? Можем ли обеспечить товар? Пришли ли мы, чтобы остаться?**
Настоящее признание Перлзовских идей пришло вместе с американским студенческим движением в 1968 году, провозглашавшим свободу и свободомыслие, духовные приоритеты в жизни. В американском журнале «Лайф» (Life) напечатали фотографию Фрица, а в подписи называли его идеи 20-летней давности пророческими.
В 1969 году Перлз перебрался в Британскую Колумбию, где на острове Ванкувер основал гештальтобщину. В том же году он опубликовал две наиболее известные ныне работы — «Гештальт-семинары» (Gestalt Therapy Verbatim), а также «Внутри и вне помойного ведра» (In and Out of the Garbage Pail).
В последние годы своей жизни Фриц работал над книгой «Гештальт-подход: свидетель терапии» (The Gestalt Approach and Eye Witness to Therapy). Эта работа была издана посмертно, в 1973 году.
Среди главных причин, побудивших его излить свои мысли на бумагу, Фриц Перлз называл скуку.
Скука также часто движет мной (см. непризнание ответственности за м о ю продукцию м о е й скуки!), когда я становлюсь неприятен людям или очерняю жизнь, или начинаю флирт и сексуальные игры.Это потребует дополнительного обсуждения в другом контексте. Некий хвастун родом из этих мест. Американцы написали в статье об Изалене: "И все девушки согласны с тем, что никто не целует так, как Фритц Перлз".
Позже я обнаружил более конструктивный отрыв от скуки: садиться и писать. Без ощущения скуки я, возможно, не сидел бы здесь и не наносил бы предложения на бумагу.
Это выглядит как отказ от определенных исследований, сделанных мной в психиатрической больнице: что скука - есть следствие блокирования истинных интересов.
Буду ли я сейчас делать вывод, что самовосхваление есть истинный интерес, для которого я живу, что я раболепствую и работаю на службе образа великого Фритца Перлза?
Эрнст Джонс однажды назвал меня эксгибиционистом. Незлобно. Он был добрым и любил меня.
Правда, у меня были некоторые эксгибиционистские наклонности (и даже сексуальные), но проявляющиеся интересы всегда были более значительными.*
Незадолго до смерти он основал гештальт-терапевтический киббуц. На тот момент у него было уже четыре внука.
В последний год жизни у Перлза обострились проблемы с серцем, его доставили в больницу буквально с трапа самолета, а его последнюю конференцию отменили. И даже перед смертью Фриц не был «тихим больным», пытался встать, будучи подключенным к аппарату и на замечания медсестры огрызался: «Не говорите мне, что я должен делать!» (Masquelier G. Gestalt Therapy: Living Creatively Today. Paris, 2002).
Фриц Перлз умер в возрасте 76 лет 14 марта 1970 года от сердечного приступа через четыре дня после госпитализации в Чикаго (Louis A. Weiss Memorial Hospital).
Похороны Фрица Перлза получились «двойными». Некоторым близким друзьям не понравилась надгробная речь Гудмана, в которой он критиковал усопшего, и они провели повторную «почетную» церемонию немного погодя.
Возможно, так и завершился гештальт жизни Фрица Перлза – в единстве противоположностей. Ведь сам он был противоречивой личностью и не скрывал ни своих достоинств, ни своих недостатков, а свою автобиографию иронично назвал «Внутри и вне помойного ведра». Живя полной жизнью во всем ее многообразии, принимая себя во всех своих проявлениях, каждый из нас может достигнуть, если не сатори, то уж точно – гештальта.
Внутри и вне помойного ведраПоместил я свое творение.
Быть ему свежим, быть ему избитым,
Унылым или восторженным.
Радость и печаль, которые я пережил,
Будут вновь пересмотрены;
Ощущающий здоровье и будучи сумасшедшим,
Принятым или отвергнутым.
Хлам и хаос, остановитесь!
Вместо дикого смятения
Создайте значимый Гештальт
На основе моей жизни.*
Фредерик Перлз
* Ф.Перлз «Внутри и вне помойного ведра»
** Этот текст предназначался для предисловия к книге "Эго, голод и агрессия" издательством Рэндом-хаус (Random House) однако не вошел в него.
Биографию составила Вікторія Фетісова
на основании материалов: Ф.Перлз «Внутри и вне помойного ведра» (Perls, F., In And Out The Garbage Pail, 1969), Ф.Перлз «Его, голод и агрессия» Perls, F., (Ego, Hunger and Aggression, 1942), Изадор Фромм «Гештальт-терапия и гештальт: Размышление о гештальт-терапии после 32 лет практики» и другие материалы.
